Доминион.
Казалось, здесь было еще жарче, чем на юге Империи. Последние два месяца лета Маркусу приходилось мириться с палящим солнцем этого темпераментного и горячего края. Благо, что рано или поздно сезон сменяется, а это значит, что скоро здесь будет невыносимо мокро из-за проливных дождей и штормовой погоды. Осень, пожалуй, самое неблагоприятное время года для местной торговли — корабли то и дело разбиваются о прибрежные скалы, едва порывистый ветер достигнет парусов. Или поведёт их неизвестно куда по водной глади, где, по легендам, обитают чудовища, рождённые магией. Самая ужасная смерть —  потеряться в море. Никто и никогда не узнает, что с вами случилось. А трупы за бортом разбитой в щепки бригантины редко прибивает к берегам, в основном они рано или поздно опускаются в подводные курганы местных впадин и копятся там годами. Вероятно, посреди Моря Чудовищ уже накопилось целое кладбище на дне.
Ох уж эта неизвестность!
Чего люди страшатся даже больше, чем смерти. Хотя считается, что смерть и неизвестность — синонимы. Только не для некромантов. Они знают, что будет с вами после смерти. И это хуже чем смерть. Но хватит лирики: неизвестности Маркус избегает, как избегает и неточностей. Всё это время, что ему пришлось жить в Доминионе, он не просиживал зря. Собирал информацию, следил за распорядком дня, за сменой охраны, за постоянными клиентами.. Бордель со звучным названием жил своей собственной жизнью, как и его хозяйка, которая и была целью вора. Вернее, шпиона. То есть, разведчика. Что нужно знать, чтобы влезть в чужое имущество? Правильно, очень и очень многое. Скучать не приходилось, но Крэйн и не был утомлён своей работой, ведь она приносила соответствующие плоды. Так, мужчина узнал, что хозяйку зовут Ларшац Раухлехт. Охрана борделя кажется малочисленной и совсем бесполезной, но то лишь внешне — никто не будет выставлять головорезов напоказ, это лишь отпугивает клиентов. Внутренняя жизнь в той части, где не ходили девочки, а работала вся верхушка этого заведения, отличалась радикально. На каждом шагу эти упыри с шашками больше, чем они сами, а ребята то не хилые, все под два метра, как на подбор. И груды мышц, конечно же. Вероятно, они могли бы и голыми руками разорвать нарушителя, но Ларшац бы этого не допустила. Стиль, имидж, всё такое. Хотя из слухов Маркус успел выловить, что дамочка не простого нрава — себе дороже напороться на её гнев. Проверять это, конечно, имперец не собирался. В течение этих месяцев мужчина также отметил, что раз в две недели хозяйка не появляется в борделе почти сутки — с полудня одного дня до вечера следующего. Идеальная возможность, которую Маркус не упустит. Ведь сегодня именно такой день. Вероятно, она уезжает расправиться с делами подполья или отчитаться перед кем-нибудь, кто мог покрывать тёмный бизнес, если таковой имелся. Или набирает свежую кровь из тех девочек, что поставляются практически в качестве рабов.
Волшебная забегаловка, скажу я вам.
А цены на девиц, видимо, писаны с самых богатых наместников этих земель.

* * *

Вот часы пробили уже к шести вечера, а это значит, что хозяйка уже как минимум четыре часа не появлялась на своём месте. Всё должно было устаканиться, а смена бугаев заканчивалась в восемь, поэтому те, что стояли сейчас на приватных верхних этажах борделя, были уставшие и озлобленные. Им хотелось скорее домой, они теряли бдительность, а острого взгляда владелицы на них не падает — тут можно и к девкам поприставать, и выпить, и схалтурить на рабочем месте. А сам Маркус об этом уже позаботился: еще вчера он заказал в бордель в честь своего несуществующего праздника целый ящик забористого рома, который разливался каждому желающему, а упустить такую щедрость для обычных бандитов — еще большее преступление, чем разрубить кого-нибудь пополам. Вор же, как хищная птица, зацепился за конёк на крыше и сидел на её темной стороне. Благо, что сумерки опускались рано, а к шести смены обычных рабочих и торговцев уже заканчивались и все они попрятались в кабаках. Никто не мог приметить вора на здании, что стояло с окраины города, но возвышалось над остальными домами. Несколько ловких движений и он, словно кошка, свесился вниз, цепляясь руками за выступы, и вскоре оказался напротив окна хозяйки. Вкрадчиво взглянув через стекло и прислушавшись, Маркус не обнаружил никакой подозрительной активности и, удерживаясь на подоконнике, достал кинжал из деллировой стали, которая была способна разрубить железо. Аккуратно поддев тонким клинков небольшую щеколду, что блокировала окно с внутренней стороны, вор смог обезвредить простое крепление и, отклонившись корпусом назад, открыл себе путь внутрь, придерживаясь рукой за ставни. Окно не было скрипучим и было среднего размера, который идеально подходил для вора — не слишком размашистое, не слишком узкое. Проникнуть внутрь было не так сложно, как многим казалось. Вот шаг на вытянутую ногу, еще один.. Мужчина уже уверенно стоял на своих, ощущая под ступнями деревянное покрытие. Перед ним открылась достаточно богатая и изящная комната, увешанная различными предметами декора, обставленная резной мебелью. И тумбочками. В одной из которых, по словам второго информатора, хранились документы о деятельности и сделках борделя, завладев которыми можно было либо сорвать всю деятельность сети, либо завладеть ею и стать врагом Доминиона внутри столицы. Маркус хотел было двинуться вперёд, но, не успев коснуться мыском и первого метра, отскочил назад, скрываясь в тени бельевого шкафа. Или что это вообще такое. Даже открывать не стоит. Грубый голос и приглушённые шаги раздались за дверью в коридоре. Вытянувшись корпусом вперёд, вор прислушался: ничего такого, что могло бы свидетельствовать о внезапном визите. Кажется, какой-то охранник не успел спуститься вниз или завис с кем-нибудь в комнате. Его дело. Но вскоре шаги сменились прерывистыми скрипами досок с определённым интервалом. Он спускался вниз. Выдохнув, Маркус наконец осмелился прогуляться по комнате. На всякий случай мужчина еще раз подошёл к двери. Сделать это стоило еще при первой возможности, но вор побоялся, что в комнате будет шальная старая древесина. Однако все его передвижения были тихими и плавными, а хозяйка, кажется, часто обновляла эту комнату, так как лишних шумов не случалось. Лишние шумы — лишнее внимание. И не только к вору, но и к самой владелице. Зачем ей нарушители покоя, которые будут интересоваться, всё ли в порядке? Оно и верно.
Имперец осторожно стянул с головы капюшон и маску из плотной ткани, открывая своё лицо и средней длины шикарную шевелюру, чёрную, как смоль. Этот набор истинного шпиона был ужасно неудобен и вызывал отвращение носителя, но хорошо сочетался с палитрой ночных улиц, да и, если что, внешность скрывал от посторонних глаз, что способны были запомнить случайного прохожего. Мужчина осторожно продвигался по комнате, раскрывая один ящик за другим, костлявыми пальцами перебирая бумаги и игнорируя важные заметки. У него была цель — ему не нужна была лишняя ноша. Только то, что было приказано. Но найти их не получалось. Вор потратил как минимум двадцать минут, чтобы пробежаться глазами по всей документации, что была разложена по столам и тумбам. Умудрился даже в тот злосчастный шкаф заглянуть. Лучше бы не заглядывал. Ничего, пусто. Нигде нет. Не могла же она хранить их в другом месте? У неё были, кажется, различные дома в разных точках города, но хранить вещи там, где бываешь очень редко — себе дороже. Практичнее всегда иметь их под боком. С этими мыслями он даже умудрился обшарить полость кровати под матрасом с приятной обивкой, но и там ничего не нашёл. Очевидным вариантом оставалось то, что где-то здесь есть либо потайная дверь, либо обычный тайник. Обшаривать полки на предмет рычага было бы не лучшей идеей, поэтому мужчина начал осторожно водить ладонями по разным предметам интерьера, стараясь при минимальном стуке обнаружить полое пространство. Тоже самое он делал и с картинами.. Потраченное впустую время — большая проблема, так как нельзя разбрасываться ценным для шпиона ресурсом. Сориентироваться было сложно, но Крэйн попытался. Он осмотрел всё, что бросалось в глаза, но не заметил одну большую деталь, в прямом смысле большую — ковёр на стене. Обычно ковры принято вешать, чтобы что-то скрыть. Не только для уюта. Старую стену, обшарпанное покрытие, обгоревшую часть досок.. Или кое-что иное. Подойдя ближе к столешнице, Маркус быстро приподнял её, налегая весом тела, и отодвинул в сторону, чтобы проще было подойти. Встав прямо перед ковром, вор быстро оценил взглядом крепёж — ничего необычного, простой присобаченный к стене ковёр. Поддев петли, за которые тот держался, Крэйн стянул ковёр вниз, бросив у ног. Перед ним открылся небольшой участок открытой кирпичной стены. Неспроста, верно? Руки с лёгким нажимом легли поверх кладки, обшаривая на подвижность отдельных деталей, и пришли к успеху. Один кирпич отличался от других, словно был сделан из иного материала, более гладкого. Удерживая пальцы рядом с ним, мужчина начал нажимать на все остальные. С некоторой удачей он быстро нашёл нужный и, вдавив его внутрь на несколько сантиметров, услышал характерный щелчок, после которого панель, замаскированная под кирпич, открылась по направлению руки вора, а перед ним внутри оказалась деревянная коробка. Уже предвкушая, что цель чрезвычайно близка, мужчина положил хранилище на стол и начал разбирать лежащие внутри листы.
— Чёрт возьми, получилось! — эхом отдалось в голове мужчины, но сам он не издал ни звука, лишь улыбнулся. Это действительно были они. То, что ему нужно. Те самые документы. Он листал их с таким пристрастием, что, кажется, не замечал ничего вокруг. Пытался удостоверится в каждом слове, вместо того чтобы взять их и скрыться восвояси.
Напрасное занятие.

Оставалось совсем немного листов. Господи, какая же морока с этой документацией. Если не проверить каждую букву, подлинность, почерк, то генерал Таркус откусит шпиону голову. Кажется, в этой суматохе Крэйн даже не услышал изменений на первом этаже. Подозрительная тишина окутала это место, хотя его и отделяли от основной пирушки множество ступенек, некий гомон пьяных слуг всё еще был различим, пока Маркус рыскал по тумбочкам.
А теперь нет.
Когда же мужчина оторвался всего на секунду, то смог услышать, как в двери проворачивается ключ. Этой секунды хватило, чтобы его сердце сбило такт и выдало оглушающий бой, что, словно звук колокола от удара звонаря, крепко засел в ушах. Можно даже сказать, мол, душа у Маркуса в пятки ушла, но он скорее был обескуражен, шокирован тем, что увидел перед собой девушку. Это была она. Без сомнений. Владелица борделя, вернувшаяся слишком рано даже для самой себя. Это был даже не следующий день, вечер после отъезда! Впрочем, думать об этом ему было некогда. Он растерялся, бросил взгляд на окно. Оно было закрыто. Еще не успев отвести глаз, Маркус увидел, как девушка несётся к ставням и запирает их ловким движением рук.
Открыто.
Чёрт возьми, оно было открыто! Видимо, Крэйн лишь слегка прихлопнул его, но не запирал. Забывчивость стоила ему возможности уйти безнаказанно, вскарабкавшись обратно на крышу. Надевать свой капюшон также не было смысла — она, вероятно, уже запомнила его. По крайней мере по отличным локонам, которые в армии принято сбривать, но Маркус сам себе сделал исключение. Крэйн делает шаг назад, но спотыкается о ковёр, что валялся у самых его ног. Это отвлекает его внимание, хотя он всё еще крепко держит листы в руках, но стоит ему поднять голову, как потерянное мгновение стоило ему контроля всей ситуации бесповоротно: он ощущает, как прямо перед ним выросла фигура хозяйки, а затем ощущает её руку поверх ткани, что опутывала шею. Полбеды, да и чёрт бы с ней, с этой дамой, но вот твёрдая сталь, что ощущалась кожей через прорезанную броню и упиралась прямо чуть выше кадыка, заставляла стоять смирно, принуждая Маркуса даже лишний раз побояться сделать вдох. Пока девушка собиралась процедить ему какую-то фразу прямо в лицо, сам Крэйн старался продумать план побега, который бы позволил ему забрать и документы, и себя вместе с ними. Ничего здравого в голову не приходило, кроме как выхватить свой кинжал и попытаться сопротивляться, но тому препятствовали два фактора: первый — Маркус не знал, что умеет эта дама, ведь сам Крэйн лишь вор, а не воин, которому суждено мериться силой с лучшими фехтовальщиками; второй — нож у горла не даст ему развернуться, а пытаться сделать манёвр, который не разрежет ему артерию, очень сомнительная альтернатива. Поэтому молодой человек лишь молча стоял, стараясь не обронить и слова, ведь лишняя информация делает его проигравшим еще на один пунктик. Он даже не согласился с ней, не стал пререкаться, не откомментировал следующие слова:
— Лучше бы тебе положить то, что ты держишь в руках, на место, — услышал Крэйн, после чего слегка замешкался, выдерживая паузу, но затем демонстративно и плавно приподнял руку с бумагами, раскрывая пальцы и отпуская их на ближайшую тумбочку, рядом с которой он стоял. Его взгляд был холодным и пронзительным, без единой эмоции, стараясь не выдать ни капли волнения внутренних фибр, лишь уголок рта скривился, выдавая задатки непроизвольной ухмылки, адресованной скорее самому себе за такую некомпетентность. Что делать теперь — вопрос первый. И сам мужчина не знал на него ответа. Ему оставалось лишь ждать дальнейших действий, стараясь уцепиться за любую возможность. Стоит девушке отвлечься, оступиться, сказать что-то лишнее — Маркус вцепится в это, как бешеный пёс, не отпуская и перевирая все события в угоду себе, дабы избежать судьбоносного отмщения за потревоженный порядок этого места.

Боится ли Маркус?
Не совсем. Он волнуется, ведь для вора быть пойманным — привычный, первородный страх, который въедается под кожу и сопровождает его всю жизнь. Это, скорее, как стимул к жизни. К свободе. И будучи пойманным его не охватывает истинный ужас, скорее смирение с тем, что это наконец произошло. И годы в армии не изменят этого, ведь даже там он неискренен до собственных помыслов уличного мошенника.
И своё волнение Крэйн глушит, топит, словно котёнка, ведомый собственными принципами и опытом. Когда хватка ослабевает и сам мужчина это чувствует, его пальцы, что касались чуть ниже пояса, невольно вздрагивают в попытке удостовериться на месте ли кинжал. Но делает он это незаметно, как можно спокойнее, словно избегая внимания хозяйки. В секундном порыве ему кажется, что прямо сейчас стоило бы вырвать его из ножен и пустить в дело, но по комнате внезапно раздаётся свист, который предвещал эпилог этого любезного обмена взглядами. Глаза мужчины невольно забегали по двери, которая с силой вылетела из проёма на пол, создавая неприятный хлопок. Кажется, не прошло и мгновения, как вор ощутил боль в позвоночнике, а в голове раздалось оглушительное звенящее эхо от удара. Он на мгновение дёрнулся вперёд, имитируя на лице гримасу гнева, но быстро понял, что ему не сравняться в силе с этими двумя кабанами, отчего мужчине пришлось безвольно терпеть. Ожидая чего? Кажется, воли хозяйки, ведь сами они ничего умного выдать не смогут.
Через минуту Маркус уже претерпевает, как его насильно ведут в какую-то комнату, а из противодействий он мог лишь упираться ногами, что быстро показалось ему плохой идеей: бугаи могли запросто переломать ему колени, отчего Крэйн не стал испытывать их на буйство нрава. Пока эти увальни здесь ему точно не светит ни один из планов побега. Как и бумаг теперь не достать. Глаза, привыкшие к темноте, с одобрением встречают новую локацию, куда доставили Крэйна. Он делает несколько тяжелых выдохов, различимых лишь ему, пока осматривает комнату. Задумчивость девушки оставляет желать худшего, однако вскоре тишина развеивается суматохой, которую навели эти бестолковые ходячие манекены, привязывая нашего героя к столбу. Маркус ощутил как плотно верёвки прилегают к его телу, болезненно перетирая мышцы, с каждым разом затягиваясь всё сильнее и сильнее. Первое, что он хотел проверить — каковы они на прочность. И в этом он убедился достаточно быстро, сделав весьма ощутимый рывок вперёд, который даже не отразился на этой ловушке. Временное замешательство быстро сменяется привычным невозмутимым спокойствием с толикой надменности, стоит мужчинам покинуть комнату. Маркус слегка запрокидывает голову, утыкаясь затылком в столб, занося подбородок выше и сильно опуская взгляд, чтобы различить движения девушки, хотя большую часть времени сам вор смотрел в потолок. Не то, чтобы он не слышал слов девушки, скорее не хотел слушать, но в такой тишине было сложно пропустить или проигнорировать их.
Тишина.
Она всё еще здесь, верно? Даже после того, как хозяйка начала распинаться, наворачивая круги. Крэйн не издал и звука, безмолвно наблюдая и изредка поворачивая голову. Разговоры о смерти — сколько раз он слышал их? Десять раз? Пятьдесят? Пройденный этап, который даже не заботил вора. Он еще раз попытался пошевелить пальцами. Они работают. Хотя сами руки практически не двигаются, прижатые по боку столба. Но Крэйн ощущает, что игрушка всё еще здесь.
И что же дальше?
Маркус прекрасно знал, что расскажи он или нет, его всё равно убьют. Или догадывался. Одна идея о возможности выжить была ему чужда, по крайней мере преподнесённая этой особой. Ему оставалось рассчитывать только на себя. Он бы, скорее, поверил первому приблуде на чёрном рынке, чем ей. Ведь будь они даже друзьями, она вонзила бы нож в тебя без сомнения, стоило сделать неверный шаг. Друг или враг. Рано или поздно. Такой тип людей не отличался честностью, а слухи о Ларшац, хоть зачастую и ложные, всегда несут в себе хотя бы толику правды. А Маркус слушать умел.

Последние несколько минут Маркус то и дело наблюдал за девушкой, что кружила вокруг него упорно и назойливо, словно кондор или гриф, который вот-вот спустится на землю за тлеющей плотью. Но делает это осторожно, боится засады со стороны хищников, предостерегая себя от лишних угроз. Это было не столько утомительно, сколько однообразно. Помимо слащавых речей Ларшац ничем не задевала шпиона, который уже был готов к любым последствиям своего проигрыша — как к тяжёлым, так и к самым посредственным. Физически ему помогали годы тренировок, что мужчина провёл не только среди легионеров, но и в тёмных подворотнях, где получить бабочку под ребро — сущий пустяк, ежедневная суматоха.
Маркус и сам не раз попадался, но чудом оставался жив. Быть может, выживет и сейчас, хотя ситуация пока что не предоставляла ему диковинных случаев. Морально же.. Мужчина не отличался болтливостью, за которую можно было лишиться языка, а угрозы и попытки выведать информацию, они как распутные девки в этом заведении.. Все на одно лицо и вкус. Банально, противно. Искать выгоду во всём — вот профессия джентльмена удачи, а за рассказы о планах его убьёт если не хозяйка, то император самолично.
Но вот она остановилась.
Секунда.
Две.
Несколько протяжных моментов, которые разбили привычный ход ситуации, заставили Крейна повернуть голову, дабы узнать, где же сейчас Ларшац, но стоило ему дёрнуться, как он ощутил на своём собственном загривке холодную сталь, отчего замер в исходном положении. Он понял, что обстановка накаляется, но не ожидал, что всё произойдет так быстро. От первого рассечения он зашипел, но стиснул зубы так, что, казалось, сейчас раскрошит их друг о друга, скрепя челюстью. Не выдать лишних криков — вот его позиция. Сопротивляться боли. Он ощущал, что девушка начала что-то рисовать, но не мог различить и символа, ведь все силы были сконцентрированы на том, чтобы держаться. Желание убрать шею в бок встречалось внутренним криком от жжения, которое впитывалось в кровь и достигало словно самого позвоночника, но Маркус лишь тяжело дышал, периодически выдавая что-то приглушённое. Рывок будет куда более болезненным. Таким же болезненным, как прикосновение, которое чувствовалось на шее словно удар раскалённой кочерги по мелким струям крови, которые сейчас просачивались на спину, под одежду, впитываясь в ткань. Вскоре болевой шок настиг мужчину, посему стоять дальше уже не было такой пыткой. Она закончила быстро, хотя казалось и совсем наоборот. Маркус оскалился, а его лицо изобразило мину злости и ненависти, однако стоило расслышать, как девушка возвращается, чтобы встать прямо перед ним — расслабился.
Максимально.
Теперь он снова выглядел холодным и безразличным, со слегка спутавшимися волосами и взором, который единственным образом выдавал внутреннее состояние легионера. В глазах поблёскивали те отголоски яркой ненависти и пренебрежения, что хотелось бы высказаться, да вот нет уж: любые изданные им звуки не образовывались в предложения, не раскрывали ни единого словечка. Он продолжал незыблемо слушать горделивые речи Ларшац о каких-то лунных и неизвестных шансах. Слушать, слышать — не важно, Маркус старался смотреть сквозь девушку, если и вовсе поднимал на неё взгляд, однако..
— Хм, одежда мешает. Снять, бельё – оставить.
Он не прослушал и осознал, что вскоре эти мешки с картошкой снова ввалятся в комнату, да что там вскоре.. Они уже были здесь. Сам мужчина слегка заволновался, стараясь не подавать виду. Это было странно и дико для него, хотя и знал, что дальше будет хуже.

Стоило бугаям прикоснуться к нему, как Маркус всё же попробовал побрыкаться, что было встречено на редкость сильными и резкими движениями, которые тут же усмирили мужчину. От того, что ткань рвалась на нём, по коже шла лёгкая рябь от холода и первичной боли на шее, но шпион понимал, что если открыта будет не только шея — готовиться к худшему самый практичный вариант. Наврятли его раздели для того, чтобы предоставить ванную и потереть спинку.
К слову, о спине.
Маркус старался не встречаться взглядом с злосчастной хозяйкой, что получилось вполне успешно, но вскоре она снова потерялась из виду, обходя его стороной. Вертеть головой было противно и больно, поэтому он свисал на верёвках, слегка понурив её и продолжая заметно тяжело дышать. А стоило лезвию коснуться лопаток, так парень воспринял это как удар хлыстом, только более болезненный. Он словно ощущал каждым миллиметром тела, как расслаивается кожа на две части, а над позвоночником в плоть вонзается сталь, словно непрерывные укусы стаи оборотней, которые отравляют кровь тем же серебром, которым их ранят охотники. От прикосновений девушки он продолжал отнекиваться, противившись им, однако этого избежать не смог — сквозь зубы раздалось подобие болевого стона, который произошел синхронно с несколькими другими порезами, но быстро затих. Мужчина поёжился, но ничего не смог сделать, то была лишь обратная реакция его собственного тела. Ощущал, как кровь стекает вниз, как прижигает рану чужая кожа. От нескольких ранений от не смог сохранить ранней стойкости, но вновь не обронил и слова. Слово упрямый баран, который терпит удары рогами в ворота. Казалось бы, это и придётся терпеть в ближайшее время — но нет, неугомонная девка опять обращается к своим прихвостням. Они куда-то утаскивают Маркуса, но тот, не сумев оказать должного сопротивления, снова оказывается на цепи, как какая-то псина. Стоя на коленях он претерпевает те неудобства, что доставляют врезающиеся в ноги голые доски. Даже руки его были разведены, как у грёбанного ангела, за спиной, прицепленные за короткие натяжные кандалы к стоящей позади стене. Расслабиться? Не получается. Грудь слегка вытягивается вперёд при любом движении, а назад податься нельзя — хруст коленей, уловимый им внутренне, намекает, что лишняя резкость переломает ему ноги или хотя бы ослабит их. Они и так неподвижны. Он остается висеть так до тех пор, пока девушка снова не оказывается позади. Не решаясь что либо предпринять, Маркус снова становится заложником ситуации, а новые художественные порывы девушки всё же встречаются кратким приглушённым рычанием и шипением, которое больше похоже на рёв раненого животного, периодически прерывающегося на более-менее внятные человеческие звуки. Это было больно, достаточно, чтобы заставить его произносить хоть что-то.
Еще и воск.
Мужчина дёргается вперёд, но от осознания, что никуда не спрятаться становится еще хуже, посему он терпит, как вязкая горячая дрянь стекает по спине, доставляя массу приятных впечатлений.

— Что. Тебе. Нужно, — процеживает с заметными паузами шпион, стараясь произнести эту фразу тихо, кратко, незаметно. Словно готов выслушать вопрос еще раз, но не готов ответить, словно уже готов предать, но еще сопротивляется. Он всё равно не расскажет ничего, ведь всё равно умрёт? В этом смысл. Зато хоть может разговорит девушку. А разговоры.. Разговоры чаще всего заставляют человека отвлечься. А свободная минутка без стекающих водопадов алой жидкости по его спине — настоящий подарок, который, конечно же, Маркус попытается добыть. Заговаривая зубы, говоря правду или неправду — в этом был свой смысл. Молча он лишь затягивал ситуацию.

Болтливость хозяйки была бы ему на пользу, если бы та выдавала чуть более интересную информацию, нежели все эти комментарии, которые совсем не упёрлись шпиону. Попытка раскрыть рот в Легионе Императора бы приветствовалась отрезанием языка или смачной пощёчиной, но, увы, в таком положении Маркусу оставалось лишь слушать этот бесконечный поток слащавых речей, которые то и дело меняются в тональностях и скорости. И еще неизвестно, что было для него хуже — очередная рана, к которым он бы уже попривык, если бы не ощущал боли, или всё это пустословие.
Знаешь?
Что он должен знать? Его пытают для того, чтобы он что-то выучил? Если пленник согласился на разговор, то лучше не терять времени, а начать зрить в корень, вместо того, чтобы забивать голову шпиона лишней информацией. Так, например, он уже может уяснить для себя и своего хозяина, что девушка падка на пафосные изрекания, что может спровоцировать её выдать что-то лишнее. Ведь такие не умеют работать молча. Как сам мужчина, например. Впрочем, ему снова пришлось претерпевать мучения, сжимая зубы, попутно размышляя о своём насущном. Этот иллюзорный шанс, о котором говорит дамочка — что будет, если Маркус израсходует все попытки? Что? Смерть? Рабство? Очередная пытка? Предсказуемость всех захватчиков — вот она, общая деталь, которая руководит тишиной пленника. Впрочем, Маркус уже продумал варианты, посему вернулся к прежней стратегии безмолвия. Ощущает, как обжигаются раны от едкости человеческой кожи. Даже если на спине и осталось живое место, то шпион явно его не чувствовал. Его ноги уже были залиты кровью, как и деревянное покрытие под коленями, которые уже онемели от однородного положения без возможности разогнуть их. Ощущает, как руки обвивают его шею, постепенно смыкая, а в горле всё сжимается с каждой секундой, но быстро заканчивается, из-за чего легионер лишь несколько раз хрипло кашляет, не разжимая губ, смягчая звук и боль. Пользуется паузой, когда его волосы отрезают, чтобы прийти в себя. Ведь это не пытка, нет. От этого даже легче. Наверное. Они мешались, слипаясь от алой жидкости и неприятно пролезая в открытые раны.
Когда девушка продолжает ему что-то рассказывать, Маркус выдаёт неразличимый смешок. Потом еще один. И еще. Нервно посмеивается, так тихо, что нужно было напрячь уши. Вырывается непроизвольно из его груди, словно он обезумел, но то лишь от безысходности положения — что еще ему оставалось делать? Оскалившись в слабой улыбке, он замолк. Словно всё прекратилось в один момент: и нарастающая нервозность, и боль. Но оскала не убрал.  Слегка поглядел из-под свисающих локонов на стоящую рядом Ларшац, стараясь игнорировать очередное присутствие её ладоней на теле.
— Кажется.. — медленно плетёт он, фокусируя внимание не на постепенно плывущей в глазах комнате, а на формировании звуков в слова, — Это шлюхам в этом заведении приходится оставаться с кем-то на ночь, а не наоборот. Ты ведь, вроде, одна из них? — уверенно закончил тот в полный голос, не стараясь скрыть своих слов или ослабить их. Всё было сказано с чёткостью, без увиливания. Облизав нижнюю губу, по которой стекала кровь от того, что сам шпион случайно прокусил её во время пыток, Маркус плюнул в сторону девушки на пол, а затем вновь понурил голову вниз, закончив скалиться и пререкаться. Луна за окном волновала его меньше всего, за всю жизнь он вдоволь насмотрелся на неё. Путешествовать под покровом ночи — обычно, привычно, он и сам мог посчитать дневные часы, определив, сколько же осталось до полуночи, когда его действия будут скрыты во мраке. Здесь же мерзкий свет свечей, отвратительное помещение. Им еще долго нужно будет выводить из комнаты кровь. Шпион бы очень обрадовался, если прямо под ним внизу есть какая-то комната, куда сквозь трещины кровь просочилась бы на голову местного обывателя, который пришёл развлекаться. То лишь мысли, заставляющие его отвлечься от реальности, мысли приятные. Он дышал медленно и равномерно, старался так делать, чтобы не сбиться и расслабить тело. Всё для него происходило, возможно, в замедленном виде, растягиваясь на минуты. Хотя на самом деле думы и разговоры умещались в несколько секунд, которые прямо сейчас он выудил для себя, отсыпав хозяйке горсть оскорблений. Не больше десятка.
Свойства времени. Для пленника и пленителя.

О, чьи-то чувства были задеты. Такая железная леди с виду, а, оказывается, не готова к простым колкостям народа. Работать в борделе, где брань царит чуть ли не целый день, особенно в самые кульминационные моменты, и не привыкнуть к этому? И такое случается, но Маркусу хоть было чем развлечь себя в столь мерзкий для него момент жизни. Слушает её, когда диалог перестаёт заходить о секретах — может и проверял, может и эксперт. Нет ничего плохого в посещении местных комнат. Впрочем, стоило шпиону собраться с мыслями, покуда девушка разъясняла ему его место в жизни, Крейн было хотел что-то сказать, но взмах кинжала заставил его дёрнуть головой в сторону от резкого удара. Слегка сморщив лицо от новой царапины, он доставил себе еще больше неудобств, чем прежде. Кровавые подтёки щекотали спину и лицо, однако темновласый не мог позволить себе стряхнуть их, убрать, разодрать когтями зудящие ошмётки кожи на теле. Он лишь периодически сдувал с себя волосы, встряхивал головой, стирал кровь с уголков губ.
Его взгляд быстро рванул прямо за кинжалом, уследив, куда тот упал.

Но вернулся.
Содержимое шкафа он смог уловить едва ли, потому что периодически его взгляд мутнел из-за ран. Да и не присматривался. Хлыст он видел отчетливо, а еще отчетливее понимал, для чего он. Отчётливо уловил и первый удар. Он прошёлся огнём, опаляя каждую ранку, которую задел. Маркус дёрнулся, пытаясь убрать хотя бы лицо, поворачиваясь затылком или склоняясь вниз. От серии ударов ему приходилось вздрагивать всем телом, периодически срываясь на краткий, но отчётливый рёв, который он всё еще держал на грани с криком. Не допускал их. Но один протянул — долгий, хриплый, как будто больше не мог терпеть, стоило ножу медленно пройтись вдоль рук. Всё тело шпиона периодически вздрагивало, повинуясь интуитивным сопротивлениям организма этим пыткам. Но кровь была повсюду. Он ощущал, как плывёт перед ним комната раз в несколько мгновений, как затуманивается взор, как постепенно уходят силы. Силы сопротивляться, силы говорить — вообще всё.

Но фразу он всё таки выдал.
— Проверял?.. — прокашлял имперец, — С тобой и так всё ясно. Не раз, наверное, и те ублюдки проверяли, — он слабо кивнул в сторону двери, за которой в своё время скрылись бестолковые прихвостни, а затем всхлипнул, словно больной, ощущая кровь даже в носу, которая постепенно стекала вниз. Даже его нутро подавало признаки последствий от ударов и от потери крови, не мудрено, что мысли покидают мужчину, но он всё равно нёс что-то своё, безумно и бессмысленно. Наконец, кажется, он потерял ту искру в глазах, что держала его на плаву, и не различая силуэтов в комнате обратился к девушке, не поднимая головы:
— Что ты хочешь от меня.. услышать, что меня подослала Империя?.. — сделал паузу, ведь говорить было тяжело, — Всё равно вы все уже мёртвые. Мёртвые шлюхи, живые.. Какая разница, Легион всех сметёт, Доминион не выстоит против..  А я лишь.. гонец? Ха-ха.. — тихим приглушённым голосом оттягивал он, нервно усмехаясь, хотя понимал, что такими темпами отключится. От количества боли. Его правило уже не работало. Он всё еще не хотел ничего говорить, но и пытки терпеть не мог. Поэтому старался сделать хоть что-то.

Маркус чувствует, как тяжелеет его голова, взгляд, как он постепенно начинает безвольно вести линией виска вниз, затем медленно поднимает голову обратно, задирая подбородок, но ощущает, что сил не хватает даже на это. Вечер. Раны. Всё буквально нависает над ним пеленой усталости и сонливости, однако шпион понимает, что нельзя спать.
Вернее сказать, отключаться.
А так хочется.
Особенно на фоне речей, которые то резкие, то мутные, размытые и неуловимые. Словно разум погружается под воду, опуская половину слов с собой, а они в свою очередь размокают и становятся невнятными, неразличимыми для слуха. Но он слушает. Всё еще слушает, заучивая до последнего слова, как бы не делал вид, что ему не интересно. Чтобы использовать в любой момент, чему научился еще давно. Старается не упустить, но упускает. Противоречивый ублюдок. Он не был живее всех живых, но и умирать пока не собирался, однако в отключке потеряет слишком много сил, восстановить которые не будет возможности. Имперец слушает и удивляется, удивляется и слушает.. Девушка говорит странные вещи. Она требует от него информации, но стоит ему дать слабину и выдать хотя бы кусок своих намерений, что послал его не случайный богатей, а сам Император, раскрытие сей тайны уже ставит легионеров под удар.. И самого Крейна, хоть он рассказал это и невольно, спонтанно.. Стоит ему дать эту информацию - как оказывается, что она и не нужна вовсе? Любого хозяина беспокоит тот факт, что за ним наблюдает более высокая фигура. Ставит под угрозу его существование. Но Ларшац, кажется, сама не определилась, чего хочет,  поэтому не придала значения словам разведчика. Оно и к лучшему, наверное, ведь та всё еще фокусировалась на себе любимой и на темновласом, попутно испытывая его терпение очередными болезненными касаниями, отчего он стискивает зубы и уводит голову.

— Ты сама говоришь, что я не проползу и метра.. — сплёвывает мужчина в сторону, выдавая слова на тяжелом выдохе, — Как я убью тебя? Зачем? — лукавит он, не показывая эмоций, кроме как изнеможения, а сам отмечает каждый сантиметр, на который девушка перемещает клинок, всегда обращаясь к нему боковым взглядом, но ни разу не переводя туда взгляд.. удерживая его в стороне, либо на Ларшац, не давая ей поводов усомниться, — Все хотят спасти свою шкуру. Убийства.. для мстителей. Здесь достаточно крови, — он теряет тон к концу своего сообщения, практически сокращая его до беззвучности, попутно в судороге сжимая лопатки. Кровь продолжает стекать, а коленки уже практически онемели, как и сами ноги, словно он провёл всю ночь в лесу под дождём. Здесь было не сыро, но холодно. Дуло с улицы. Зима даёт о себе знать. Холода как такового он не чувствовал лишь потому что его организм сфокусировался на ослаблении давления, что причиняет хозяйка. Крейн же думает только об одном. Собирает все мысли, дабы не растерять их. Следит за ними. Следит за мыслями лучше, чем девушка за языком, позволяя случайным мотивам вырываться наружу.

— Я тебе нравлюсь? — спустя паузу, он резко повернул голову в сторону женщины, оставляя её правила игры прежними и намеренно подыгрывая тому, что она старается подобраться как можно ближе, выдал фразу с насмешкой, даже презрением то ли к ней, то ли к самому себе, ведь сейчас он мог ударить её, раскроив нос в кровь в отместку, её голова была слишком близко, однако легионер тратит себя лишь на разговоры.. — Шрамы украшают мужчину, как говорят, — при таком приближении она могла отчётливо разглядеть всё то, что нанесла на его лицо.